Проблема отцов и детей в христианстве . Письма сыну.
(Публикуется впервые)
Я чувствую, что «гвозди, бечевки и старческие истерики» вместо «золотого руна» литературной работы даются тебе для выработки себя, для «огненного испытания», чтобы сделать из тебя человека, — а ты все это отталкиваешь.
Я вспоминаю: один ученик пришел к старцу в пустыню и просил его принять. Старец для испытания дал ему надолго такую работу: носить на гору камни и оттуда катить их вниз и потом опять носить их же. Ученик, наверное, думал, что ему дадут петь гимны, а вместо их пришлось делать бессмысленное и скучное дело.
Так сразу в воспитании «брали быка за рога».
Научиться жизненному терпению, снисходительности к людям, научиться осуждать грех и глупость, но не осуждать людей, их совершающих, а главное, быть настолько погруженным в свой личный мир («Есть целый мир в душе твоей»), что не замечать нелепости обратного скатывания камней или Па-Пузинских истерик, — все это для тебя важнее даже интереснейших писем Аксаковых.
В этом для тебя настоящая школа, первый пробный камень.
Я только не знаю, можно ли пройти ее, если не умолять Бога псе время о помощи?
Ты пишешь: «конечно, я преувеличиваю». Ты нисколько не преувеличиваешь, но ты неверно сам себя ориентируешь: трудности очевидны, но именно к этим трудностям тебя призывает Бог, именно в воспитании себя среди них твой подвиг, или труд, в данное время. Может, пройдет сколько-то лет и твой труд будет совсем в другом, ну, допустим (я говорю наугад), чтобы не изменить своему браку или чтобы победить тщеславие.
Поэтому — не беги от своего труда, неси свой крест.
Но в том-то и дело, что все это только тогда и делается понятным и облегченным, когда освещается светом Креста.
Бог тебе поможет, милый Николаша, только всегда ищи Его помощи и не забывай Его Крест. Тогда и пройдешь свою жизнь по Его милости. Об «отцах и детях» не очень смущайся и размышляй, и я тоже буду стараться, чтобы не огорчаться зря. Если Богу угодно, то все придет в свое время, и понимание друг друга тоже.
Я только хотел бы сказать, что не к 19-му и не к 18-му веку зовет нас Бог, а сразу к 1-му: к первохристианству, к первоначальному теплу Богообщения.
Если оно есть — то какое значение имеют века?
Но все дело-то в том, что его у нас бесконечно мало и только поэтому для нас и встает проблема «отцов и детей». Если христианство-Евангелие — станет в центре сознания, начнет как-то определять мысли и дела человека, то для того человека всякий другой искренний христианин никогда не будет ни в «отцах», ни в «детях», а он будет только братом.
Я лично знал многих совсем молодых (моложе тебя) христиан и между нами не было этой проблемы. Священники в один из наиболее священных моментов литургии целуют друг друга и говорят: «Христос посреди нас». Так и мы, встречаясь и глядя в глаза друг другу, можем (быть может) сказать это и ответить: «И есть и будет», — чтобы радость нескончаемой жизни опять коснулась сердца.
Человек сам по себе, оставленный на самого себя, т е человек без Христа, видит вокруг себя одних врагов или создает их себе, с ними борется и от них изнемогает. Христос снимает это наваждение, у человека открываются глаза на мир и на людей, как на детей Божиих, в темноту сердца падает луч Пасхи. И проблема «отцов и детей» забывается начисто.
С Машенькой я, слава Богу, хоть немного пожил, правда видался хоть и часто, но только когда приходил к ним в гости (со мной жила т Нина, а Маша у Тамары), но и это хорошо. Ты спрашиваешь меня о ней, пишешь, чтобы я не боялся «лыж»', что они для нас просто непривычны.
Но что в них может быть больше хорошего, чем в символистах. Конечно, может быть. Но что это «новая форма» — я не согласен. И мы в молодости увлекались «лыжами», а Вронский еще задолго до нас увлекался скачками, — это все старое, изведанное, нового здесь ничего нет.
В чем же здесь суть? — (спрашиваю я себя). В том, что некое «безразличное», т е и не плохое и не хорошее само по себе явление, как эти «лыжи», делается плохим оттого, что начинает занимать в жизни человека больший удельный вес, чем это нужно.
Я желал бы Машеньке только этого: правильного соотношения удельных весов, большей серьезности, большей скромности. Нельзя безнаказанно расплескивать себя во внешнем — в занятиях, в спорте, в развлечениях, да еще с ужасным аккомпанементом трудностей и суеты в ежедневных поездках.
Но прежде всего мне ее ужасно жалко, так горестно жалко, что она, бедный глупый Мурзик, и все так сложно и трудно, и она самая беззащитная. Ты не очень увлекайся прелестью ее беззаботного трещанья, а больше будь ее действительно старшим братом. Твои акции у нее высоки — это значит, что и на тебе лежит ответственность.
К началу
законоучительство
тут же разоблачается - нужна ясность и простота солдата
