Архим. . Автобиография публикуется впервые - ред.
Часть 4
Христос прав
Когда я попал за границу, я постоянно раздумывал о том, каким образом мы можем понимать вообще познание. Из различных форм познания я прежде всего почувствовал ограниченность познания отвлеченного, интеллектуального. Эта форма познания наиболее свойственна науке. Наука в этом смысле меня никак не влекла, потому что не предоставляла возможности перейти грань смерти. Все было детерминировано.
И наука, я понял, применима только в той сфере бытия, где бытие детерминировано. Если бытие не детерминировано, наука там неприложима. Как художнику мне, конечно, было ясно, что не всякое явление в жизни детерминировано.
Не все то, что происходит в нас, подлежит научному методу познания. И дальше получилось так, что я вспомнил слова Христа «люби Бога всем твоим существом (всей силой интеллекта, всей силой сердца и так далее) и ближнего как самого себя..
И это был второй момент, аналогичный тому, что был со мной в Милютинском переулке. Вдруг мне стало ясно, что познание есть общение в бытии. А общение в бытии — прежде всего в акте любви.
И тогда я подумал, что Христос прав: если я буду любить Бога так как Он говорит, то ясно, что мое познание о Нем может достигнуть наибольшей глубины и силы. Если я буду любить брата моего и ближнего как свою собственную жизнь, а не эгоистично отделять себя от него, то ясно, что я познаю его больше и глубже во всех его Страданиях, во всех его мыслях, во всех его исканиях.
И тогда этот «проигрыш» Евангелия в Милютинском переулке вдруг явился совершенно в новом свете, и я отдал преимущество Христу. Конечно, бытийно познание возможно только через Него.
Тогда, надо сказать, произошло нечто другое. Первое откровение — искать сверх-личного Абсолюта — Меня вдохновило интеллектуально, но никак не коснулось сердца. Второе — изменило сердце мое. И для меня мир открылся в иных измерениях. Тогда разрешился и вопрос о форме бессмертия: персональное бессмертие провозглашал Христос, —- и я подумал: «Это единственная форма бессмертия, которая меня может интересовать.
Потому что если я вернусь в ТО, что я был всегда изначала, то какой мне интерес? Я никак не могу оправдать ни мои страдания, ни всего, что происходит в моей жизни». Значит, и философски, и по сердцу слово Евангелия отвечало моей потребности. И это произошло во Франции. Тогда у меня снова началась молитва, и эта молитва пришла с такою СИЛОЮ, что я уже не мог отдаваться всецело живописи.
А живопись, как и всякое другое искусство — может быть великим только тогда, когда «берет» всего человека. Если этому отдается только часть жизни — это любительство. Любительство никогда не достигает тех степеней, которые возможны, когда твое искусство является во всех отношениях твоей жизнью.
