В 1836 году в ноябре месяце Иван Дионисьевич с супругою отправился в Москву на свадьбу старшого сына Василия Ивановича, который сосватал себе девушку «образованную, с благородной душой, но в высшей степени занятою собой» из фамилии Гжельцевых. Дома хозяином оставлен был Михаил Иванович.
Казалось бы, что теперь вне отцовского глаза он мог бы пожить свободнее и в свое даже удовольствие, но на самом деле не так было. К великому огорчению Михаила Ивановича в доме родителей в это время проживал случайно для излечения глаз слепой дядя по отцу Кондратий Дионисьевич, который, до своему болезненно раздражительному характеру, «на каждом шагу обижал, кричал, бесился, сам не зная за что» на своего племянника.
Положение в доме скромного и впечатлительного Михаила Ивановича казалось для него невыносимо тяжелым, и он начал «упадать духом». К этому нужно присоединить и то, между прочим, обстоятельство, что в доме он был совершенно одинок, и решительно не находил по душе себе человека, которому бы мог поверить скорби своего нежного доброго сердца, потому что единственно симпатичный ему человек брат Иван Иванович, с которым он «жил довольно ладно», оставил родительский дом еще год тому назад и оплаканный им уехал в Тулу для помощи деду. Душевные муки впечатлительного до болезненности юноши убились совершенно неожиданным и непонятным образом для него самого.
«1836 года декабря 18 числа зимний дворец сделался жертвою пламени. Я, — замечает о., — страдал за потерю царскую не лучше, сам не зная от чегo».
Среди этих тяжелых душевных мук, едва понятных в мальчике четырнадцати лет, единственным для него развлечением служило «чтение духовных книг», так как, по его собственному выражению, его «мысль более и более распространялась к духовному».
За чтением юноша забывал о житейских треволнениях и неприятностях, так рано выпавших на его долю и для борьбы с которыми у него не было ни жизненного опыта, ни собствен-ных еще нераскрывшихся нравственных сил. Мысль его витала в мире идеальном, где жизнь с ее суетою и скорбями была далеко за крепкими монастырскими забралами, где царствует братская любовь и вечная благодатная тишина, где денно и нощно люди подобно ангелам от глубины своих сердец воссылают горячие молитвы к Творцу своему...
Большим контрастом для идеалиста юноши казалось, после этих сладостных грез и мечтаний, жизнь его окружающая, серая действительность с ее постоянными буднями, и невольно для него самого «мысль его озарялась неземным желанием — быть последним рабом какой-нибудь обители».
Правда, о. об этом своем юношеском желании замечает, что оно «посеялось видно на камени», т. е. не перешло в область действительного, не осуществилось тотчас же на деле, так как «солнце — частые посещения гостей дяди и из больницы и других — его развлекали», но на самом деле едва ли не это именно «неземное желание» и заронило в душу будущего аскета ту искру небесного огня, которая до времени лишь дела, но потом спустя долгое время, совершенно непонятным также для него самого образом, вдруг вспыхнула ярким пламенем (выделено - ) , охватившим все его существо и поднявшим со дна его души полусознательное юношеское желание до такой высоты, что он на деле, самым настоящим образом взялся осуществить свои юношеские мечты и, как показала его жизнь, успел и сумел их осуществить.
Тяжело жилось Михаилу Ивановичу в одиночестве, но мало сулило радостей ему и возвращение из Москвы в Петербург его родителей. Отель, по приезде, тотчас же потребовал точный отчет во всех деловых оборотах и произвел строгую ревизию кассы, в которой обнаружил к великому огорчению Михаила Ивановича, недочет 290 рублей ассигнациями.
Вина в этом всецело пала на бедного юношу за его недосмотр. «Меня отец бранил и обижал, а я скорбел», —
о. Макарий в дневнике, потому что считал себя совершенно неповинным в данном недочете. Несколько позже обнаружилось, что виновником в данном случае был дядя Кондратий Дионисьевич, который, по слепоте своей, выдавал нередко прислуге вместо двугривенного по золотому.
Следующие два года о. прямо зазывает «самыми неприятными» по случаю тех раздоров, которые шли в доме Ивана Дионисьевича между ним и его братом Кондратом Дионисьевичем вместе с его женою, женщиною «серого характера», доводившей кроткую Феодосью Петровну до положительной «истерики».
Очерк жизни и деятельности игумена священно-архимандрита Макария Сушкина - ред и доп. портал
(Житие этого афонского старца публикуется впервые)
Первая часть
и и в школе
Очерк жизни
, а у вас нет
Очерк жизни Макария Сушкина:
Очерк жизни Макария Сушкина:
и Пасху
Очерк жизни Макария Сушкина:
Очерк жизни Макария Сушкина: Старец Макарий
Очерк жизни Макария Сушкина: вступление «в коммерчески круг»
на каждом шагу
Очерк жизни Макария Сушкина: «Изящно одетый юноша и просто писанный красавчик»
Ну, братец мой, вот этого я уже от тебя не ожидал!
девственными — ангелы Божии радуются на небесах и невидимо летают над брачным ложем их
Очерк жизни Макария Сушкина:
