Но мысль встать в ряды «ангелоподобных людей», высказанная о. духовнику и не встретившая по-видимому с его стороны сочувствия, не покидала Михаила Ивановича ни на минуту.
Ему хотелось, по совету духовника, заручиться согласием родителей на свое пострижение в монашество, чтобы потом можно было осуществить свое желание беспрепятственно. Однако же, на благословение своего строгого отца он лично не рассчитывал и поэтому решился действовать через свою мать Феодосыо Петровну, от которой он «ничего не скрывал» и которая в тайне «желала того же».
В письме к ней с Афона от 9 ноября 1851 г., т. е. через шесть дней после прибытия, он просить мать, «уговорить батюшку» не препятствовать ему вступить в число братии русской Пантелеймоновской обители.
Вот это письмо, любопытное во многих отношениях и устраняющее всякия кривотолки[75] по поводу пострижения о. Макария в монашество:
«Любезнейшая и бесценнейшая матушка Феодосья Петровна!
Из Смирны[76] я писал к вам, моя родная, а теперь я приехал во св. Гору, где и хочу просить вашего благословенья.
Матушка, благословите!
При помощи Божией и моей Покровительницы, за твоими молитвами, быть может, и помещу себя здесь. Припадаю к стопам ног ваших и прошу: не оскорбляйся, не огорчайся, помни слова Спасителя: верующему вся возможно. Уговори батюшку: лучше нам молиться друг о друге, чем иметь свидание. Скажу вам: Бога ради не скорби... Матушка, быть может, если Господу Богу угодно, и утвердить. Вы то же желали. Помолитесь о мне.
Прочтите житие Пимена, 27 Августа: „что он отвечал матери?“. Это лишь бы утвердил Господь. Здесь рай, а особо, если этот духовник будет жив. Быть может, Царица Небесная и пошлет свою милость.
Матушка, если любишь Христа, возблагодари Его и утешайся этою мыслию: что я, — если приеду, — жениться? Сохрани, Господь! Разве Богу угодно будет допустить в моей жизни а врагу посмеяться, но у него милосердия более. (выделение портала Высказывание о жизни).
Если я теперь приеду, то мне надобно жить еще сколько? А кто поручится, что я не буду иметь искушений? Я уже и то не имею горячности, как прежде; все холодно. Я уже так положился на волю Матушки Божией: что Она возвестит устами духовника?
И мне духовник никак не советует ехать, а его здесь считают из русских первым в монашеском опыте. Я уверен, что вы меня не будете отводить, а уговаривайте батюшку: вот здесь строится церковь, и я хочу просить вас. Если бы милостиею Царицы Небесной я остался здесь, то вместо свидания вы бы распорядились свою икону Тихвинския (Божия Матери - Высказывания жизни) сюда отдать, но с тем, (так) как здесь приделы отделываются, и, быть может, духовника упрошу, даже я уже намекнул, во имя Тихвинския, а у нас у всех благословенная икона в путь.
Теперь я не смею и просить батюшку, а повремени, чтобы для здешней постройки дать что-нибудь, ибо, хотя и я здесь не буду, все хорошо для души. А особо мне хотелось отделать на свой счет придел общей Заступницы.
Вы простите, я так только осмелился вам, моя радость, написать: ничего от вас не скрываю, потому и пишу. Особо, матушка, благослови же меня, не скорби, а молись и отслужи Боголюбской Богородице молебен.
Меня и тебя Господь утешит. Целую тебя и кланяюсь до земли. Прости и благослови! Батюшку поощрите, чтобы благословил. И вперед отслужите молебен, а потом и пишите благословение.